Впервые о мозговом центре написал Наполеон Хилл в 1937 году в книге «Думай и богатей». И все самые богатые люди мира стали использовать силу мозгового центра.
Что такое мозговой центр и почему он нужен для достижения успеха?
Наполеон Хилл: «Это координация знаний и усилий в духе гармонии двух или более людей, объединенных стремлением к определённой цели. Такой союз позволяет им черпать энергию и знания непосредственно из сокровищницы вселенского разума».
Основной ресурс мозгового центра — люди, работающие в гармонии друг с другом над своими целями. Это позволяет в разы умножить результаты каждого участника. Почему так происходит?
Вы получаете доступ к информации, стратегиям, ресурсам, которыми владеют другие члены группы. Видение и помощь со стороны позволяют вам выходить за пределы привычного стереотипа мышления, за рамки вашей зоны комфорта.
«Если у вас есть яблоко и у меня есть яблоко, и если мы обмениваемся этими яблоками,
то у вас, и у меня остается по одному яблоку. А если у вас есть идея и у меня есть идея, и мы
обмениваемся идеями, то у каждого из нас будет по две идеи»
Джордж Бернард Шоу
Чем еще полезен мозговой центр:
- это сосредоточение вдохновения и позитивной энергии. Заряд этой энергии вы получаете каждый раз, когда собираетесь вместе для заседаний, и можете направить ее на реализацию своих целей;
- в процессе обсуждения и решения вопросов запускается работа Коллективного Разума, который позволяет находить решения более эффективные, нежели в индивидуальном мышлении;
- вас мотивирует обязательство перед группой. Каждый раз на встрече с группой вы берете Напряженное Обязательство, то есть, заявляете о своём намерении прийти к определённому результату до следующего заседания, обязав себя выполнить конкретные действия. И выполняете их.
Как создать свой мозговой центр?
Идеальный вариант, если именно вы являетесь организатором — инициатором создания центра. Так как у вас будет возможность выбрать тех людей, которые интересны вам, наиболее успешных и эффективных.
Сделайте следующие шаги:
-
Составьте список кандидатов в свой мозговой центр.
Оптимальное количество людей — 5-6 человек.
Такая группа встречается один раз в неделю, или раз в две недели. Причем заседание можно проводить как вживую (более хороший вариант), так и через интернет (например, групповая skype-сессия).Кого вам нужно включить в список? Идеальный вариант — тех людей, которые уже достигли той большой цели, к которой вы только стремитесь. Выбирайте тех, на кого вы хотели бы равняться, самых выдающихся представителей общества. Пусть они будут успешнее вас в 10 и более раз! Вы спросите, почему такие люди захотят быть со мной в одном мозговом центре? Во-первых, вы можете обеспечить всем место для встреч (если вы будете встречаться в реале). Во-вторых, эта идея может быть новой для людей и они захотят попробовать «поиграть» в новую игру, которая позволит им улучшить свои результаты. В-третьих, их могут привлечь другие успешные участники, которых вы сможете привлечь в мозговой центр.
Вам нужно составить основной список (самые выдающиеся люди, даже те, с кем вы совсем не знакомы) и резервный список. Если кто-то из основного списка откажется — возьмете резервный. Если ваши цели сосредоточенны на определенной области деятельности (например, финансах, инвестициях), ты выбирайте людей из этой же сферы. Но лучше брать людей из абсолютно разных сфер деятельности.
Важно! Дерзните пригласить самых-самых! Если вы хотите стать миллионером, вряд ли вам будет полезен в вашем мозговом центре человек, зарабатывающий 100 000 в год.
-
Проработка списка. Встретьтесь или созвонитесь со всеми людьми из списка. Продвигайтесь по списку сверху вниз.
3. Разработка и утверждение со всеми регламента работы:
-
периодичность встреч — лучше раз в неделю,
-
время общения — примерно 1-2 часа (для группы из 6 человек),
-
на первых занятиях нужно познакомиться друг с другом, рассказать о своих целях,
-
на каждое заседание выбирается «следящий за временем». Он следит за регламентом, давая возможность каждому участнику высказаться и получить помощь по своему вопросу,
-
на заседаниях могут обсуждаться как профессиональные, так и личные вопросы (позже, по мере роста доверия между членими группы),
-
во время первых заседаний пусть каждый участник в течение целого часа рассказывает о своей ситуации, задачах, проблемах, а другие участники пусть думают, как ему помочь и потом высказывают свои предложения. В будущем каждому участнику достаточно выделить примерно 10 минут во время каждой встречи, где он расскажет об изменениях (продвижении), произошедших за неделю и сделать отчет о выполнении напряженного обязательства. Если нужны советы — выслушает советы других участников, выслушает их комментарии. Также возьмет Напряженное Обязательство на следующую неделю,
-
после обсуждения каждый участник берет на себя Напряженное Обязательство — то действие, которое максимально продвинет его к достижению самой значимой цели (целей). Он обязуется выполнить эти действия, и обязательно должен отчитаться о выполнении на следующем заседании.
Удачи вам в создании вашего мозгового центра!
А если у вас еще даже не поставлены цели, по которым можно было бы работать с другими людьми, добро пожаловать в бесплатный курс «Как стать стратегом своей жизни». Пусть это станет первым шагом к достижению ваших целей.
Источник: eharitonova.ru
Возникновение «мозговых центров»
Существует множество определений термина «мозговые центры» (Think-Tanks).
иведу лишь одно, на мой взгляд, наиболее точно выражающее этот феномен: «Мозговые центры — получающие поддержку от государства либо частные группы профессионалов, которые проводят исследования по некоторым или по всем дисциплинам, сообщают (передают) результаты свих исследований широкой общественности или целевой аудитории, на чьё мнение они хотят повлиять» 1.
«Мозговые» или аналитические центры, как институт современной политической системы, появились в Соединённых Штатах Америки в начале ХХ столетия. Первые «мозговые центры» возникали как институты политических исследований. Так, в 1910 году был создан «Фонд Карнеги за международный мир»; в 1919 году — Гуверский институт при Стэндфордском университете; в 1916 году — Институт государственных исследований, предшественник Института Брукингса (основан в 1927 году) и другие организации.
Следующий этап в развитии «мозговых центров» в США связан с появлением центров, работающих по контракту. Самым знаменитым центром «второго поколения» стала Корпорация «RAND». В
«Мозговые центры» в СССР: от государственных к автономным
Историю экспертно-аналитических центров в нашей стране можно начинать с позднесоветского периода, точнее с конца
зникла необходимость «подтянуть официальную идеологию к международному уровню и требованиям современности» 2. Такая «служебная роль» закрепилась за консультантами аппарата ЦК КПСС, затем за партийными аналитическими структурами.
Партийные аналитические центры
Среди партийных институтов лидировала тройка: Академия общественных наук при ЦК КПСС; Институт общественных наук при ЦК КПСС, работавший в закрытом режиме; Институт марксизма-ленинизма ЦК КПСС. Более низкие ступени и по интеллектуальному потенциалу, и по возможностям работы с информацией занимали партийные школы, институты при комсомоле (например, Институт молодёжи). КГБ осуществлял аналитическую деятельность как за счёт собственных подразделений (хотя это был скорее оперативный анализ, присущий любой спецслужбе), так и при помощи подчинённых ему специальных отделов академических институтов (например, секретный отдел Института социологии Академии наук СССР, находившийся в двойном подчинении). Особенно активно аналитические структуры при КГБ стали развиваться в период правления Юрия Андропова. Аналитические структуры партии, КГБ и подразделения государственных учреждений приближались по критериям комплексности и прикладного характера исследований к современным аналитическим центрам (АЦ). Однако эти центры были включены в идеологический монолит власти, которая практически всегда использовала экспертов для подтверждения правильности своих решений. Помимо партийных аналитических центров к государственным аналитическим структурам СССР относились академические исследовательские институты.
Академические исследовательские институты
В апреле 1956 года президиум Академии наук СССР (АН СССР) инициировал создание Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО), целью которого было «проводить исследования по развитию экономики и политики современного капитализма» 3. Был также создан Институт международного рабочего движения (ИМРД). Такие институты «стали зародышем будущих полупрофессиональных научных и экспертных сообществ» 4.
Кроме того, советская внешняя политика стала приобретать глобальные черты, противостояние с США начало распространяться по всему земному шару. Отношения со странами Восточной Европы становились всё более сложными (после событий в Венгрии, Чехословакии и Польше), продолжали ухудшаться советско-китайские отношения. Это привело к созданию ряда специализированных институтов при АН СССР, таких как Институт экономики мировой социалистической системы (ИЭМСС), Институт Латинской Америки, Институт Африки, Институт Дальнего Востока.
ститут США (позже переименованный в Институт США и Канады — ИСКАН) образовался в 1967 году. Его создание было связано с новым уровнем отношений между США и СССР, условия для которого были созданы достижением военно-стратегического паритета и, соответственно, снижением уровня конфронтации между сверхдержавами. ИСКАН впоследствии стал партнёром и основным конкурентом ИМЭМО в исследовании таких проблем как сокращение и нераспространение стратегического и наступательного вооружения, вопросов окружающей среды и отношений «Севера и Юга».
К
Все эти институты финансировались из государственного бюджета, и объём их финансирования никогда не был предметом гласности. Они были более или менее независимы в конкретных формулировках своих исследовательских задач. При этом неявным образом эти институты стали определять генеральную линию Коммунистической партии. Норма стала размываться, исчезать, произошла культурная и политическая дифференциация советского общества (противостояние «сталинистов и антисталинистов», «Нового мира» и «Октября» и прочее). За счёт этого становится возможным влияние на генеральную линию партии.
Институты отличались размером. Если центральные институты могли иметь до 1000 сотрудников, то в специализированных работало
Академические институты СССР, созданные для поддержания и усиления политического режима, оказались на острие процесса размывания фундамента государственной партийной идеологии. Академическим институтам СССР удалось передать новым АЦ сложившийся стереотип деятельности. Оперативность работы, структурирование информационных потоков, стиль и форма подачи результатов исследований в виде аналитических записок, практика ситуационного анализа, «мозговых штурмов», междисциплинарный характер исследований — всё это было передано новым АЦ.
«Перестройка», начатая Михаилом Горбачёвым во второй половине
Перестройку системы управления наукой в АН СССР начали осуществлять по собственной инициативе учёные на местах. Этому способствовало разрушение системы государственного финансирования. При институтах создавались лаборатории, центры и объединения, специализировавшиеся на какой-либо отдельной проблеме, либо, наоборот, изучая проблему в контексте сопредельных дисциплин. Так, «снизу» был реформирован один из сильных академических центров — Институт мировой экономики и международных отношений. К 1992 году ИМЭМО стал похож на «слоеный пирог» из собственных отделов, центров, изданий и коммерческих структур, сохранив при этом некую целостность и продолжая оставаться в рамках Академии наук. Приблизительно такой же путь трансформации повторил Институт США и Канады РАН (ИСКРАН). На базе его отделов был создан Российский научный фонд. На основе ряда отделов Института географии в 1992 году образовалась одна из наиболее известных групп политических географов — «Mercator Group». При Институте востоковедения в том же году начала работать научно-издательская аналитическая фирма «Ист-Консалт», ориентированная на традиционных партнёров института из стран Ближнего и Дальнего Востока, Юго-Восточной Азии.
В данном контексте небезынтересна судьба бывших партийных аналитических структур времён СССР. Некоторые из них сохранились за счёт смены форм и статуса. Одни потеряли при этом значительную часть кадров. Например, Академия общественных наук последовательно претерпела превращения в Академию управления при правительстве (1991–1994) и Академию государственной службы при президенте (с апреля 1994). Другие сохранились практически полностью (Институт марксизма-ленинизма преобразовался в Российский независимый институт социальных и национальных проблем). О судьбе третьих мало что известно (например, об аналитических центрах при КГБ).
Автономные некоммерческие информационно-исследовательские центры
На следующем этапе эволюции АЦ в России возникают автономные информационно-исследовательские центры. Новый этап в развитии аналитических центров страны связан с возросшей активностью гражданского общества в конце
Первые группы «неформалов» стали заметны летом 1986 года после появления нового «Положения о любительских объединениях», которое упростило регистрацию и деятельность самодеятельных объединений. Были созданы такие известные организации как «Перестройка», «Мемориал», «Демократический союз», Клуб социальных инициатив (КСИ), народные фронты и прочие. К началу избирательной кампании (декабрь 1988 — март 1989 года) в Москве насчитывалось около 200 политических клубов численностью от
Помимо «мозговых центров» в современной российской политической системе появились новые организации, связанные с определённым сектором общества. Для обозначения последних используют термин «центры публичной политики» («Public Policy Centers»). Однако независимых аналитических центров на этой волне не могло появиться, так как этим новым организациям не хватало ресурсов, прежде всего интеллектуальных и производных от него (репутации и ресурса связей). Исключения составляют некоторые организации, которые позиционируют себя как центры публичной политики, так как они были созданы людьми из академической среды и, соответственно, обладавшими интеллектуальными и производными от него ресурсами.
Экспертно-аналитические VIP–центры
В начале
| Институт | Специализация | Руководитель и учредитель |
|---|---|---|
| Институт изучения переходной экономики | Переход от централизованной плановой в рыночную экономику, в демократическую политическую систему на основе опыта России и стран восточной Европы | Егор Гайдар |
| Центр экономических и политических исследований («ЭПИцентр») | Альтернативные программы экономических и социальных реформ в России, основанных в регионах | Григорий Явлинский |
| Экспертный институт РСПП | Роль предприятий в рыночной экономике; перспективы реформ в России; развитие деловой активности. | Евгений Ясин |
| Центр «Стратегия» (Фонд Бурбулиса) | Основные проблемы социальной и политической жизни, имеющие долгосрочное влияние на развитие России | Геннадий Бурбулис |
| Международный фонд социально-экономических исследований (Фонд Горбачёва) | Проект глобальной стабильности, анализ международной ситуации после Холодной войны. Разработка альтернативных программ реформ | Михаил Горбачёв |
| Ассоциация по внешней политике | Проблем международной безопасности, стратегических вооружений, военно-политических аспектов международных отношений | Эдуард Шеварднадзе |
«Мозговые центры» в России: от автономных к частным
Распад Советского Союза изменил старую систему экспертно-аналитических институтов. В задачи аналитических центров высокопоставленных правительственных фигур не входило удовлетворение возрастающего спроса на аналитику. Такой спрос появился, прежде всего, со стороны государственных институтов, начавших масштабные реформы. В
Новые аналитические центры распадаются на три группы. Первая группа центров — «частные» АЦ 8. Центры этой группы отличаются следующими чертами: работа на контрактной основе, стремление к самоокупаемости, среди клиентов этих центров значительна доля бизнеса, стремление к диверсификации исследовательского продукта и клиентской базы. Примерами таких центров являются Фонд предпринимательских инициатив «Экспертиза», Центр политических технологий (ЦПТ), Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ), Фонд «Общественное мнение» (ФОМ).
Вторую группу новых АЦ можно назвать государственными. Общими для этой группы центров является то, что они финансируются государством, разделяют либеральные взгляды, имеют имидж центров «младореформаторов» и влияние на определённый сегмент политической элиты. Примеры: Рабочий центр экономических реформ при Правительстве Российской Федерации, Институт экономического анализа.
Наконец, третья группа центров — исследовательские аналитические центры. Их отличает, во-первых, то, что главным направлением их деятельности являются исследования. Во-вторых, академичность — аналитические продукты таких АЦ носят менее прикладной характер, в отличие от чисто прикладных, исследовательские АЦ имеют связи с Академией наук, научным сообществом. В-третьих, в подобных АЦ преобладают такие источники финансирования как иностранные гранты. Примеры: центр «Информатика для демократии» (центр ИНДЕМ), Российский общественно-политический центр (РОПЦ, с 1995 года), Международный фонд экономических и социальных реформ (Фонд «Реформа).
В России, также как и в США, на первом этапе развития АЦ преобладали внешние причины их возникновения: геополитическая конкуренция (в частности, противостояние с США), стремление играть доминирующую роль в мире или отдельных регионах; модернизация режима была побочным результатом этой конкуренции. После распада СССР определяющими возникновение АЦ стали внутренние причины. Переход к демократической политической системе создал спрос на аналитические центры, которые были бы способны на масштабное видение проблем, связанных с демократическим транзитом и на защиту интересов общества. Активность гражданского общества была связана, в основном, с движением «неформалов», кооперативным движением. Однако, в отличие от США, общественные движения не вызвали в жизнь АЦ адвокатского типа. АЦ создавались бывшими высокопоставленными правительственными фигурами, часто при государственных институтах. Подняться на волне общественной активности удалось лишь Центру экономических и политических исследований («ЭПИцентр», 1990) Г. Явлинского. Однако деятельность этого центра полностью зависит от политической партии «Яблоко» и её лидера. Тем не менее можно говорить о независимых аналитических центрах в России. Это частные и исследовательские центры в предложенной выше классификации. Первые тяготеют к бизнес-элите, вторые — к академической среде. Что касается «поколений» научных АЦ, то можно наблюдать «первое поколение» исследовательских АЦ (с 1990 года) и «второе поколение» частных АЦ (примерно, с 1993). Эти два поколения можно сравнивать и соотносить с таковыми в США: исследовательские научные АЦ — аналог институтов политических исследований в США, частные научные АЦ — аналог АЦ, работающих по контракту в США.
Закономерности внутреннего развития «мозговых центров»
Истории становления некоторых аналитических центров России позволяют выделить несколько периодов в развитии любого «мозгового центра».
Первый период — «идеалистический». Этот период соответствует этапу становления «мозговых центров» и связан с первоначальными представлениями учредителей центров о том, какой должна быть новая организация.
Второй период в развитии «мозговых центров» связан с работой на одного доминирующего заказчика. Как правило, это государственный или около государственный заказчик. Учредители центров часто переходят на работу в Кремль.
Третий этап соответствует периоду роста «мозговых центров». На этом этапе любой «мозговой центр» сталкивается с проблемой выбора стратегии проведения исследований и работы с заказчиками. Данная проблема может возникать по разным причинам (потеря доминирующего заказчика, проблемы с финансированием, появление нескольких заказов и предложений на исследования и прочее). Как правило, «мозговые центры» выбирают одну из двух возможных стратегий: либо стратегию диверсификации, либо специализации базы исследований и состава клиентов. Например, «мозговой центр», чтобы не зависеть от одного заказчика, находит несколько клиентов, причём из разных секторов общества (государственный орган, бизнес-структура, грантодатель и другие). Устойчивости «мозгового центра» при выборе стратегии диверсификации будет способствовать и множественность видов деятельности: если
Для частных АЦ более характерна стратегия диверсификации направлений исследований и базы заказчиков, для исследовательских центров наоборот, характерна стратегия специализации.
Источник: gtmarket.ru
Роль «мозговых центров» в принятии внешнеполитических решений в США
Иногда «мозговые центры» (think tanks) еще называют «brain centers», и это название также распространено в политическом словаре США. «Фабрики мысли» как значительное явление американской политической жизни существует с 40-х годов XX века. «Мозговые центры» каждый год вырабатывают новые предложения и рекомендации в сфере внешней политики. В них ученые-интеллектуалы проводят исследования и дают научные рекомендации. Это обусловлено историей становления «мозговых центров» в США как самостоятельных учреждений.
Важное место в американской системе мозговых трестов занимает корпорация «Рэнд корпорейшн», находящаяся в г. Санта-Моника в штате Калифорния. Отделения корпорации RAND, насчитывающей сейчас более 1600 сотрудников, расположены в Нью-Йорке, Санта-Монике, Питсбурге и Вашингтоне (США), а также в Голландии, Германии и Великобритании.
В 60-70-е гг. XX в. зарождается особый тип «мозговых центров», чья основная функция состояла не столько в беспристрастных и объективных исследованиях, сколько в отстаивании определенных идеологических позиций.
Hudson Institute Гудзоновский институт (Hudson Institute) основан Г. Каном в 1961 году в Индианаполисе и занимается прогнозированием тенденций междунродной и американской политики. Кроме этого, появились публикации влиятельных мозговых центров, которые занимаются внешней политикой США, такие как «The Heritage Foundation» — (мозговой центр, который обслуживает преимущественно республиканскую партию) и «Foreign Affairs» — один из влиятельных внешнеполитических журналов, основанный «Советом по международных отношений».
Х.Виарда дает классификацию современных «мозговых центров», выделяя несколько групп:
а) небольшие исследовательские объединения, составляющие «питательную среду» для более крупных структур;
б) центры, расположенные вне Вашингтона и потому вынужденные прибегать к особым формам привлечения к себе внимания;
в) правительственные экспертные учреждения;
г) научные организации, специализирующиеся на какой-то одной узкой проблематике.
В формировании внешнеполитической доктрины США принимают участие многие ведущие «мозговые центры». Некоторые «мозговые центры» стремятся отвечать на запросы различных идеологических направлений и ведомств, другие работают в русле давно и устойчиво сформировавшейся идеологии. Но все они пытаются повлиять различными способами на формирование курса внешней политики США, стремясь добиться наибольших конкурентных преимуществ на данном сегменте рынка консультативных услуг.
Рассматривая формы и методы влияния «мозговых центров» на внешнюю политику США, давая им характеристику и их потенциал, он констатирует, что в целом «мозговые центры» «служат теми каналами, по которым новые и свежие идеи ученых проникают в головы политиков» и позволяют влиять на расстановку приоритетов, подсказывать планы действий в сфере внешней политики.
Многие бывшие политики и государственные деятели занимают или занимали должности в «мозговых центрах», в частности, Джеймс Бейкер занимал должность почетного председателя Института государственной политики при Университете Райса в Техасе; Фред Бергстен (C. Fred Bergsten) работал в должности директора Института международной экономики, а Збигнев Бжезинский взаимодействует в качестве консультанта с Центром стратегических и международных исследований.
Критика функционирования «мозговых центров»
Большинство экспертных центров возникло на волне «холодной войны», исходило из консервативных и охранительных ценностей, они ориентированы на выработку успешных для США технологий с целью сохранения политической гегемонии в мире. В основе наступательной стратегии лежит мысль о необходимости распространения идей, которые принято именовать «американскими ценностями» и которые далеко не по всем параметрам совпадают с «цивилизационными ценностями». Поэтому, в отличие от академических центров, экспертные советы, как правило, представляют резко консервативную точку зрения и ориентированы на республиканцев. Именно из «мозговых центров» исходят хлесткие формулировки, лозунги и слоганы, надолго становящиеся символом времени, въедливыми и трудно опровергаемыми для оппонентов.
Справедливости ради следует заметить, что ни исламскую революцию в Иране, ни распад СССР, ни события 11 сентября эксперты никакого уровня не предусмотрели. Потому что эксперты могут спрогнозировать плановый кризис, но не катаклизм. Они готовят почву для тенденции, но не берут на себя функции вулкана. Более того, прогнозы зачастую носят несколько ожидаемый характер и редко предупреждают о том, что нежелательно для заказчика. Так, 22 июня 2001 года в Пентагоне был опубликован доклад по результатам двухмесячного исследования в стенах РЭНД, заказанного министром обороны Дональдом Рамсфельдом, о грядущих перспективах внешнеполитической активности США. В нем резюмировалось: «США должны будут демонстрировать силу за рубежом и защищать своих союзников». Примерно так сформулирована в самых общих словах вся внешнеполитическая линия США за последние полвека. В экспертном докладе технически не может быть рекомендовано администрации свернуть демонстрацию силы. Даже после тяжелых последствий Вьетнамской войны американские эксперты освободились из плена пораженческих настроений и разработали целую серию программ по реабилитации всего комплекса «американских ценностей».
Однако, «мозговые центры» США также не сумели предугадать системный экономический кризис в Юго-Восточной Азии. Какие бы споры ни возникали по поводу происходящих событий экономического кризиса в Юго-Восточной Азии, похоже, что большинство мнений (зачастую ангажированных) не объясняет истинные причины кризиса, а просто описывает механизм его развития. Им еще предстоит выслушать множество обвинений.
Многие политологи продолжают скептически относиться к идее о том, что научно-исследовательские центры, взаимодействуя с правительственными органами, в состоянии оказать на них гарантированно позитивное воздействие, полагая, что не существует разграничение между «рациональной» и «бюрократической» моделями политического процесса. Первая утверждает, что мир управляется с помощью рациональных норм, и без научной проработки ни одно политическое решение приниматься не может. Однако такая посылка идеальна и не соответствует реальным законам «бюрократической модели». Согласно Гансу Моргентау, «редукция политических проблем к научным предложениям невозможна».
В рамках «бюрократической модели» процесс насыщения политики научным знанием носит скорее неформальный характер и едва ли его можно четко институционализировать. Во многих случаях решающими факторами становятся не рациональность аргументов и не наличие экспертно-аналитических групп, а личные качества и взаимоотношения лидеров. Так, бывший ответственный сотрудник Совета национальной безопасности США Ф. Один писал после своей отставки: «Бжезинский не соглашался с большинством моих рекомендаций, вероятно, из-за того, что они содержали критику его стиля руководства… Он просто игнорировал их, ничего не доводилось до конца. И никто об этом не беспокоился. Картер не имел возможности знать о происходящем, и я подозреваю, что эта картина была типичной».
Роль мозговых центров в принятии внешнеполитических решений при администрациях Р. Рейгана и Дж. Буша ст.
Ставка на силу, а затем поворот к новому диалогу с СССР соответствовали традиции проведения прагматической политики Республиканской партии. Это вызвало серьезные трения в аппарате исполнительной власти, в котором было немало сторонников проведения прежнего курса Демократической партии, ориентированного на защиту моральных ценностей в глобальном масштабе.
По итогам первого года правления Р. Рейгана «Фонд наследия», «мозговой центр» Республиканской партии, отметил, что успехи внешней политики администрации могли быть большими, если бы в государственном департаменте больше руководителей разделяло ее воззрения. В частности, политологи, разделяющие воззрения администрации, подвергали резкой критике линию госдепартамента на поддержку «прав человека» повсюду в мире, подчеркивая, что подобный курс ссорит Америку с ее союзниками и не воздействует на ее противников. Согласно этим взглядам США, на международной арене не должны исходить из абстрактно-идеалистических, либеральных убеждений в духе В. Вильсона; руководствоваться следует национальными интересами, что предполагает концентрацию усилий на борьбе с враждебными США коммунистическими державами всеми доступными средствами.
В «Мандате на лидерство-2» после выборов 1984 г. критика по адресу госдепартамента была выражена в еще более резкой форме. «Годами, — говорилось в этой разработке теоретиков «Фонда наследия», — проведение внешней политики узурпировалось прежде всего либеральными, космополитическими учеными, юристами и «экспертами» по международным делам. Они проводили свою внешнюю политику, не считаясь с тем, демократ или республиканец занимает Белый дом Поскольку бюрократия поддерживает статус-кво, она, в основном, враждебна курсу консервативной администрации Она заключила союз с конгрессом, чтобы помешать политическим переменам, осуществляемым президентом и его администрацией».
Еще более жесткие оценки государственному департаменту были даны в «Мандате на лидерство-3», адресованном выигравшему выборы 1988 г. Д. Бушу. Взаимоотношения внутри исполнительной ветви власти характеризовались как «позиционная война». Утверждалось, что «государственный департамент или влиятельные группировки в его недрах намеренно саботируют политику исполнительной ветви власти Бюрократы из государственного департамента постоянно выражают свою оппозиционность доктрине Рейгана по поддержке борцов за свободу против коммунизма. Способность президента руководить внешней политикой США оспаривается также конгрессом, прессой, растущим числом общественных групп давления. Итогом стало замешательство и союзников, и недругов, стремящихся понять подлинные цели политики США».
Многие исследователи связывали негативные явления в экономике с курсом администрации на наращивание военных расходов, разработку системы противоракетной обороны космического базирования (программа «звездных войн»). Это дало повод для критики ее милитаристской направленности. Как ни парадоксально, несмотря на то что республиканская администрация добилась беспрецедентного триумфа в «холодной войне», которая завершилась успешно для США, ее внешняя политика, стала восприниматься с большим скептицизмом. Институт мира и центр Картера провели трехдневную дискуссию, в которой отмечалось отсутствие у правительства долгосрочных стратегических представлений о том, к какой модели миропорядка следует стремиться после завершения «холодной войны». В дискуссиях по адресу администрации выдвигался упрек в недостаточно широком понимании национальных интересов США.
Роль «мозговых центров» в принятии внешнеполитических решений при администрации Клинтона
Уже первые операции в Сомали и на Гаити вызвали разногласия в американском политическом истеблишменте. Как отметил в 1994 г. директор основного «мозгового центра» Демократической партии, Института прогрессивной политики (ИПП) Р. Мэннинг, военные вмешательства всегда были инструментом внешней политики, однако никогда раньше они не мотивировались интересами защиты прав человека, необходимостью заменить недемократический режим демократическим. «Новый интервенционализм» Клинтона ставит права индивидов выше суверенитета государств, «революционизирует международные отношения»: «Возводится в систему вмешательство в гражданские войны, свержение силой правительств зарубежных государств за то, что они злоупотребляли властью или не решали внутренние проблемы», — писал Мэннинг.
Подобная политика, по мнению директора ИПП, исходно не была безупречна. Она допускала попытки навязывания демократических режимов там, где для них не сложилась внутренняя почва. В отличие от миротворческих операций прошлого, связанных с разделением конфликтующих сил, готовых прекратить военные действия под контролем за соблюдением перемирия, договоренностей о прекращении огня, политика Клинтона превращала миротворцев в участников конфликта со всеми вытекающими из этого последствиями. Главное же, считал Мэннинг, «безотносительно к моральным основам, американская общественность не поддержит, а наша политическая система не санкционирует применение военной силы, с санкции ООН или без нее <...>. Соединенные Штаты должны возглавлять усилия и «семерки», и всего международного сообщества по оказанию помощи в ситуации гуманитарных кризисов. Надо также действовать совместно с другими по выполнению соответствующих обязательств. Но в условиях, когда возможности ограничены, односторонние акции в духе «новой эры» не обеспечены ресурсами и средствами».
Еще большие сомнения относительно соответствия национальным интересам США военных вмешательств под гуманистическими, гуманитарными лозунгами, под флагом защиты демократических ценностей выражали теоретики Республиканской партии. По мнению президента «Фонда наследия» Е. Фелнера, администрация Клинтона утратила ориентиры в разграничении жизненных и второстепенных интересов, стала слишком часто прибегать к сомнительной целесообразности военным вмешательствам: «Клинтон истратил миллиарды долларов и пожертвовал жизнями американцев, предприняв нелепые военные вмешательства в Сомали, Боснии и на Гаити — трех странах, где не были затронуты жизненные интересы США Администрация ведет себя как «ястреб» на Гаити, в Сомали, Боснии, в ситуациях, которые требуют лишь минимальных военных усилий, получает одобрение ООН там, где не определены четко стратегические интересы США Расширяющееся вовлечение военных сил США для проведения гуманитарных и миротворческих операций ведет к распылению нашей мощи по всему миру, подрывая нашу способность реагировать на угрозы».
Военные вмешательства, по мнению директора «Фонда наследия» США, должны были ограничить лишь теми случаями, в которых затрагивались их жизненные интересы. К их числу Фелнер относил следующие:
— Во-первых, связанные с защитой собственно национальной безопасности США, то есть территории, границ и воздушного пространства Америки от нападения или от угрозы такого нападения.
— Во-вторых, определяющие заинтересованность США в том, чтобы таким ключевым районам мира, как Европа, Восточная Азия или зона Персидского залива, не угрожали потенциально недружественные державы и идеологические вызовы со стороны радикального национализма, исламского фундаментализма и неокоммунизма.
— В-третьих, вытекающие из необходимости сохранения безопасного доступа к международным торговым путям.
— В-четвертых, отражающие необходимость защиты жизни и благосостояния американских граждан от угроз со стороны терроризма и международной преступной деятельности.
— В-пятых, связанные с обеспечением свободного доступа к энергетическим и сырьевым ресурсам, что особенно важно, поскольку ввозимая нефть составляет около 50% ее потребления в США.
«Помимо жизненных, — писал Фелнер, — у Америки есть ряд важных и множество периферийных интересов, постоянно напоминающих о себе. Важный интерес США связан с содействием демократии и свободным рынкам за рубежом, особенно в районах, где потерпели крушение старые тоталитарные или авторитарные империи». Главным методом поддержки демократических ценностей и идеалов директор Фонда наследия считал общественную дипломатию, пропаганду, «позволяющую доводить до сведения народов через головы правительств правду об Америке». Использование же военной силы для поддержки ценностей и идеалов означает, заключал Фелнер, что внешняя политика США «ставит на первый план не главные, а второстепенные интересы», что подрывает доверие к ней.
К более четкому определению содержания интересов США и возможных «угроз», мешающих их реализации, призывали З. Бжезинский, Л. Гамильтон и Р. Лугар. Острота полемики нашла свое отражение и в документе Института прогрессивной политики «10 великих идей» 1997 г. В нем отмечалось, что представления о новом миропорядке носят слишком общий характер и не дают ориентиров для внешнеполитической деятельности. Перед администрацией У. Клинтона ставилась задача «заполнить концептуальный вакуум, который наносит ущерб внешней политике США после завершения «холодной войны». С учетом роста критики курса администрации со стороны республиканского большинства конгресса предлагалось «более четко определить стратегические интересы, ослабить влияние групп давления на нашу дипломатию в условиях отсутствия всеобъемлющей доктрины, направляющей действия США в современном сложном, многополюсном мире».
Вслед за идеей «гибкой» политики появилась идея создания «нового атлантического сообщества» на основе НАТО и ЕС. С ней выступили эксперты из «РЭНД корпорейшн» и Гарвардского университета Р. Асмус, Р. Блэквилл и Ф. Ларраби. Наибольшие опасения вызвал тот факт, что бомбардировочная операция на Балканах была проведена не только без санкции ООН, но и без официального объявления войны. Это показало, что правящие круги США по-прежнему воспринимают войну как нормальное средство достижения поставленных целей политики, очень легко переходят от угроз к применению силы, действуют в духе теории «эскалации» Кана, а не общепризнанных международно-правовых норм.
Война стран НАТО против Сербии углубила расхождения в политической и академической элите США. Так, по мнению аналитиков «Фонда наследия» В. Филлипс и Д. Андерсон, операция в Косово была неоправданна, поскольку не существовало угрозы установления гегемонии враждебной державы на континенте. Вступив на путь военных ответов на гуманитарные проблемы, по их мнению, военно-политическое руководство США допустило весьма существенные просчеты. Прежде всего, как писали эти аналитики, была недооценена решимость руководства Югославии противостоять угрозам применения военной силы. Ужесточая свою позицию на словах, страны НАТО завели себя в тупик, создав обстановку, при которой они не могли отказаться от военной акции без «утраты лица», не подорвав доверия к собственной решимости. Затем США переоценили эффективность бомбардировок с воздуха, полагая, что Сербия капитулирует после первых же налетов. Вынужденно затянув кампанию, США продемонстрировали, что как ее цели, так и вероятность их достижения не были четко определены. С самого начала НАТО не располагала подавляющим превосходством в силах. Если цель операции состояла в том, чтобы помочь албанцам, то бомбардировки с воздуха мало способствовали этому, они скорее ухудшили гуманитарную ситуацию в Косово. Если ставилась задача нанести поражение Сербии и свергнуть правительство С. Милошевича, то следовало, не боясь потерь, задействовать сухопутные силы, выступить в союзе с армией косовских албанцев. В целом же, считают Филлипс и Андерсон, втянувшись в конфликт, не имевший отношения к своим жизненным интересам, США ослабили свою решимость и способность реагировать на более опасные «вызовы».
Испытание ракет дальнего радиуса действия Северной Кореей вызвали в правящей элите США тревогу, показав ограниченную эффективность РКТР. Возникли опасения, что это лишь пролог к появлению технологий создания и у других государств, в том числе и недружественных. Все это побудило многих экспертов призывать правящие круги к проведению более осторожной политики. Ими справедливо отмечалось, что сами по себе стремления содействовать другим народам в приобщении к либеральной демократии ни для кого не создают угрозы, но использование военной силы в качестве аргумента в пользу демократии контрпродуктивно со всех точек зрения. Так, по мнению Л. Даймонда, старшего научного сотрудника Гуверовского института войны, мира и революции, прогресс в развитии региональных и международных структур содействия демократии едва ли возможен, если США будут проявлять настойчивость в реализации своих инициатив. «Наш статус единственной сверхдержавы, — пишет Даймонд, — повсеместно вызывает подозрения. Излишние усилия США будут, вполне вероятно, поставлены под сомнение даже нашими союзниками как порождение гегемонистских устремлений. Содействие демократическим принципам и новым коллективным мерам по их утверждению и защите должно инициироваться другими демократиями или широкой коалицией, в которой США активны, но не являются лидером. Мы должны следовать четкой и аккуратной стратегии содействия расширению демократии, «лидируя за кулисами».
Роль «мозговых центров» в трансформации авторитарных режимов
В середине 1990-х гг. самыми активными в смысле политических преобразований в недостаточно цивилизованном мире стали Национальный демократический институт (NDI) и Международный республиканский институт (IRI). NDI и IRI (США) — неправительственные организации по распространению демократических принципов в мире. Сфера их деятельности — подготовка к выборам, мониторинг выборов, поддержка партий и лидеров, тренинги для ведущих политиков, выезд в США, поддержка исследований.
Основное финансирование они получают из неправительственных источников — Фонд Возрождение, Институт открытого общества США, частные фонды Дж.Сороса. В своей деятельности они опираются на Фонд За демократию (США) — частную организация по распространению демократических принципов в мире и Фонд Евразия (США) основан в в СНГ, который распределяет малые гранты и целевые программы в тематических направлениях, а также на организацию Freedom House (Дом Свободы) — основан в 1941 году Элеонорой Рузвельт с целью поддержки демократии в мире, которая распределяет гранты и целевые программы, финансирует общественные организаций.
Роль «мозговых центров» в разработке курса внешнеполитической доктрины в начале XXI века
Выбор ограничения военных вмешательств только такими операциями по поддержанию мира, которые осуществлялись бы с санкции ООН, в США не встретил поддержки. В платформе Республиканской партии к выборам 2000 г. категорически исключалось участие Соединенных Штатов в каких-либо военных операциях под флагом ООН. Скептицизм в отношении ООН выражали и ведущие аналитики Демократической партии. Так, по мнению директора Института прогрессивной политики В. Маршалла, эта организация не готова к тому, чтобы санкционировать вмешательства во внутренние конфликты в странах, где нарушаются права человека, осуществляется геноцид в отношении этнических или религиозных меньшинств. Больший эффект, считал американский теоретик, будет достигнут, если передать соответствующие полномочия региональным структурам, системе союзов США.
Решение Австралии о военном вмешательстве на Восточном Тиморе в 1999 г., с тем чтобы положить конец этнической и религиозной междоусобице, Маршалл характеризовал как многообещающий знак того, что крупные региональные державы «готовы принять на себя ответственность за прекращения насилия у своих границ». Отмечая намерение администрации Клинтона предложить помощь США в подготовке постоянно действующих миротворческих сил для Африки, Маршалл далее писал: «Мы должны рассмотреть возможности, чтобы другие региональные структуры, такие, как АСЕАН, ОАЕ, ОАГ, заключили союзы о создании децентрализованных систем коллективной безопасности, действующей под эгидой ООН и при поддержке крупнейших стран ООН Такая система развеет страхи, что США и другие развитые демократии намерены открыть новую эпоху «империализма прав человека».
Тяжелым гигантом среди «мозговых трестов» является Центр стратегических и международных исследований при университете Джорджтаун. Центр осуществляет непрерывность связей элит уходящих и элит грядущих, обеспечивая лояльность региональных деятелей политики и бизнеса по отношению к США. Так, в течение 40 лет Центр отбирает ежегодно по всему миру 160 потенциальных лидеров среди студентов и молодых специалистов и организует им встречи с американскими политиками, семинары и целевые программы, формируя таким образом будущую элиту мира.
Среди глобальных проблем ближайших 25 лет эксперты Центра выделили «семь революций»: распределение и развитие знаний, управление ресурсами, контроль над демографической ситуацией, распространение технологических инноваций, проблема политического управления, изменение содержания бизнеса и занятости, ускорение процесса глобализации. Центр инспирировал своеобразную полемику с Самюэлем Хантингтоном после публикации книги Ширин Хантер, одной из самых авторитетных исследовательниц ислама в мире и сотрудницы Центра, о возможностях мирного сосуществования западного мира и исламского. Думается, что несмотря на имя, данное экспертное мнение в нынешнем раскладе интересов скорее всего окажется невостребованным, в то время как Хантингтон, с его войной цивилизаций, осмеянной в академическом мире, в том числе и в США, является незыблемым авторитетом и отправной точкой для многих нынешних экспертных оценок.
В начале 2002 года два американских «мозговых треста» — Атлантический совет США и Институт Центральной Азии и Кавказа Университета Джонса-Гопкинса — выпустили доклад под названием «Стратегическая оценка центральной Евразии». В нем американские аналитики выделили шесть видов потенциальных внутренних конфликтов, которым по некоей своей природе подвержены постсоветские государства. Были названы:
1) конфликты между центральной элитой и другими кланами;
2) конфликт по поводу наследования верховной власти;
3) конфликт между поколениями;
4) конфликт, основанный на идеологических разногласиях;
5) конфликт на религиозно-секторной основе;
6) этнорегиональный конфликт.
Роль мозговых центров в принятии внешнеполитических решений администрации США по вопросу России
Развитие России по пути демократии, перехода к рыночной экономике вначале рассматривалось большинством американских политологов с оптимизмом. Они видели возможности наладить с ней добрососедские отношения, предотвратить возникновение ситуации, при которой российский ядерный арсенал вновь будет нацелен на территорию США. Поддержка демократизации России рассматривалась как одна из приоритетных задач администрации. Отражением этого стала концепция стратегического партнерства США с Российской Федерацией. Последняя начала привлекаться к встречам «семерки» наиболее развитых стран мира (но не к предварительной подготовке принимаемых документов). Эксперты американских «мозговых центров», в частности Д. Сакс из Гарвардского университета, консультировали либеральных реформаторов экономической жизни России, широко обсуждались возможности многомиллиардных инвестиций в ее экономику.
Эксперт Фонда наследия А. Коэн доказывал, что наибольшую опасность представляет не продажа российских военных технологий недружественным США странам, а их утечка, нелегальный вывоз из страны криминальными структурами. По его мнению, в России «сложился новый тип государства, сочетающий элементы рынка с высокоцентрализованной экономикой, мощной деловой и политической олигархией и сильным влиянием криминалитета. Это государство опасно для Соединенных Штатов, Запада и русского народа». По мнению Коэна, преступность и коррупция в России превзошли все, что когда-либо было на Сицилии и в латиноамериканских странах. По его оценке, Россия ежегодно теряла до 40 млрд. долл. в виде нелегальной утечки капитала.
Как писал в 1998 г. П. Добрински, вице-президент одной из самых влиятельных неправительственных организаций США, объединяющей капитанов бизнеса, академической, политической и военной элиты, Совета по международным отношениям, появились серьезные основания для скептицизма в оценке перспектив сотрудничества с Россией. Особенно негативным фактором Добрински считал антиамериканские настроения российской прессы, значение которой, по его мнению, недооценивается администрацией.
«Тот факт, — писал Добрински, — что большинство лиц, формирующих общественное мнение в России, не принимает современные международные реальности и считает США врагом России, вызывает тревогу, это окажет негативное воздействие на внешнюю политику России на долгий срок». Учитывая стратегическое значение отношений с Россией, считал Добрински, «администрация должна была занять сбалансированную позицию, не впадая в пессимизм при неудачах, но и не поддаваясь эйфории при успехах, уделяя большее внимание развитию контактов с российской общественностью, демократически настроенными лидерами не только в Москве, но и в провинции».
Источник: rustudents.com
